Родина - самая прекрасная выдумка, мать!
Снова, после перерыва в несколько лет, читаю "Превращение" Кафки. И снова - загадочный мир его прозы, в котором слово на глазах у читателя превращается в другое слово, непостижимым образом меняя значение на противоположное. Снова поэтика сновидения, немые звуки, размытые очертания, замедленные движения, нелогичная речь. И Грегор Замза, бедный Грегор Замза, осужденный и приговоренный, как большинство героев моего удивительного, неповторимого, мрачного автора. И Грета, дорогая сестра, все понимающая, любящая и именно поэтому первая оттолкнувшая от себя Грегора-жука.
Очень люблю его прозу. Люблю видеть, как он использует все возможности немецкого языка, чтобы создать тайное, закодированное, зашифрованное множеством слов пространство рассказа. Безупречные грамматические конструкции, бесконечные предложения и периоды, стройные ряды глаголов. И его мастерское обхождение с сослагательным наклонением: он почти изъясняется на нем; конъюнктив становится у него более вероятным и правдоподобным, чем индикатив - кто еще способен так организовать повествование? И то, что заметила только сейчас: еле видный, прозрачный, неуловимый налет австрийского немецкого.
И все это он сам просил уничтожить после его смерти. Почему?
Очень люблю его прозу. Люблю видеть, как он использует все возможности немецкого языка, чтобы создать тайное, закодированное, зашифрованное множеством слов пространство рассказа. Безупречные грамматические конструкции, бесконечные предложения и периоды, стройные ряды глаголов. И его мастерское обхождение с сослагательным наклонением: он почти изъясняется на нем; конъюнктив становится у него более вероятным и правдоподобным, чем индикатив - кто еще способен так организовать повествование? И то, что заметила только сейчас: еле видный, прозрачный, неуловимый налет австрийского немецкого.
И все это он сам просил уничтожить после его смерти. Почему?